— Да, за это приходится платить.
В ту ночь Банкс спал, тесно прижавшись к ней. Она же просыпалась, когда он шевелился или касался ее рукой. В своем сне, на удивление безмятежном, он опять был молодым и наблюдал за ее рисованием в лесу Ревсби. Мисс Браун лежала рядом и снова чувствовала наполняющее ее тепло, как и тогда, в их самые первые дни. Ледяное дыхание рассвета не ощущалось.
Мисс Браун погрузилась в глубокий сон лишь с восходом солнца. Банкс проснулся и долго смотрел на нее спящую. Рука поднялась, чтобы коснуться, разбудить, но во сне она была так прекрасна, что он не решился ее тревожить. Если бы Банкс знал, что видит ее в последний раз, вот так очень близко, в постели, он бы никогда не покинул эту комнату. Но проведенная с мисс Браун ночь взбодрила его, а утро было солнечное. Его манил к себе новый день, и он поспешил его встретить. Когда мисс Браун проснулась, комнату заливал свет. Место рядом пустовало. Он ушел.
Через три дня в его дом на Нью-Берлингтон-стрит пришло письмо. От нее.
Любимый мой, — писала она, сильно вдавливая перо в бумагу, — я продала рисунки с Мадейры, еще когда ты был в отъезде, и решила тебе не говорить. Их увезли за границу. Подпись на них не моя, так что никаких неприятностей в связи с этим у тебя не возникнет. Мне щедро за них заплатили и предложили купить все, что я напишу. Я даже чуточку возгордилась, не могла удержаться. На эти деньги я приобрела дом для себя и дочери. В тихом месте, где она станет расти, окруженная любовью. Всю жизнь Софию будет окружать любовь. Так я ей обещала.
Прощай, Джозеф. Я никогда не перестану тебя любить.
Добравшись до дома на Орчард-стрит, Банкс обнаружил, что мисс Браун оставила все. Уехала вместе с Мартой. Не взяла даже пеленки из колыбельки Софии. Слуги были удивлены и озадачены не меньше, чем он. Только позднее, ближе к вечеру, Банкс заметил, что на стене, где висел рисунок «Дубовые листья и желуди», зияет пустота.
До Линкольна я добрался без приключений и даже раньше, чем ожидал. Пришлось поехать кружной дорогой. При въезде в город я позвонил Берту Фоксу и договорился, что он доставит изделие в отель в семь вечера. Потом мы поболтали немного. В общем, в отель я попал к шести. Тут, как обычно, хорошо натопленные камины, уют и все остальное, что нужно усталому путнику, прибывшему с холода. Поттс сидел в кресле, читал роман Раймонда Чандлера и наблюдал за дверью. Он обшарил меня взглядом и со вздохом поднялся. Видимо, его разочаровало, что у меня с собой ничего не было.
— Мистер Фицджералд! Вы становитесь каким-то очень таинственным. Вот уж этого я от вас не ожидал.
— Я должен воспринимать это как комплимент?
— Как вам понравится. — Он махнул рукой в сторону стойки регистрации. — Я полагаю, вы захотите немного отдохнуть после поездки. А затем очень желательно было бы перекинуться с вами парой слов наедине.
— Давайте встретимся в баре через полчаса.
— Может, где-нибудь в уединенном месте?
— Нет, я бы предпочел бар. Там уединения как раз столько, сколько необходимо.
Поттс кивнул, принимая условия.
— Хорошо. В таком случае в баре, через полчаса. — Он поплелся к дивану, добрый пожилой джентльмен, озабоченный лишь тем, чтобы дочитать свою книгу.
Я сказал женщине за стойкой регистрации, что мне скоро должны принести пакет.
— Когда человек появится, — попросил я ее, — позвольте ему занести пакет в мой номер. Его фамилия Фокс.
Войдя к себе, я сразу позвонил Кате и Андерсону. За пять минут до времени, назначенного для встречи с Поттсом в баре, в мою дверь постучала Катя.
— Уф! — Она вздохнула и в притворном изнеможении театрально плюхнулась на кровать. — Как я устала! Они не отставали от меня целый день, все уговаривали замолвить за них слово. Отчаянно торговались. Один, вы догадываетесь кто, следил за мной, когда я выходила из номера. — Катя резко выпрямилась. — Все прошло нормально?
Я сел рядом.
— Да. Смотрите. — Я вытащил из кармана лист бумаги. — Это расписка. Покажу им, но в крайнем случае, если потребуют. Не хочу, чтобы они приставали к Берту Фоксу.
Катя рассмеялась:
— Пять тысяч фунтов! Это сведет их с ума.
Я поддержал ее смех.
— И где сейчас ваша «покупка»? — спросила она.
— У Фокса. Я знал, что Поттс станет караулить в холле, и попросил его. Он принесет чуть позднее.
— А вы уверены, что Фокс не передумает?
— Да. Берт — странный малый, но это дело мы с ним оцениваем одинаково. Ему можно доверять.
— А как рисунки?
— А что рисунки? Футляр заклеен. Выяснить, есть там рисунки или нет, можно лишь открыв его.
Катя посмотрела на часы:
— Нам пора. Поттс слоняется в конце коридора, следит, кто приходит и уходит.
— Тогда давайте захватим его с собой.
Я встал и подал ей руку, помогая подняться.
Поттс не удивился, увидев Андерсона и Габби, ожидающих нас в баре. Снял круглые очки, энергично протер о жилет и любезно улыбнулся:
— Понимаю. Лучше было бы нам поговорить вдвоем, мистер Фицджералд, но ничего, давайте посмотрим, что получится.
В баре, кроме Андерсона и Габби, никого не было, но камин пылал вовсю. И была включена музыка. Неизвестная мне певица исполняла «Возьми меня с собой на Луну», слегка пережимая по части чувств. За стойкой мрачноватый бармен читал книгу, которую при нашем появлении поспешно отпихнул в сторону.
Мы уселись вокруг того же столика, что и в прошлый раз, но сейчас все смотрели не на Андерсона, а на меня. А я смотрел на них, переводя взгляд с Андерсона, застывшего в позе ожидания, на Катю, радостную и взволнованную, затем на Поттса, тревожно косившегося на дверь бара. И наконец на Габби. Она, разумеется, тоже была обеспокоена.