Загадочная птица - Страница 70

К оглавлению

— А мистер Фицджералд? Он здесь?

— Ему пришлось задержаться. Приедет позднее.

— Понимаю. Но откуда приедет, хотел бы я выяснить?

— Сами спросите.

— А вам неизвестно?

— Дала обещание не сообщать.

— Ничего, впереди весь вечер. Может, мне удастся уговорить вас нарушить обещание.

Катя вскинула брови и взглянула на него подчеркнуто загадочно.

— Я обещала не сообщать и еще кое-что.

— Разумеется, спрашивать об этом бессмысленно?

— Это зависит… — она внимательно смотрела на Поттса, — от того, согласны ли вы заплатить за птицу с острова Улиета больше, чем Карл Андерсон.

Ночью я сумел выкроить для сна всего несколько часов. Нужно было отдохнуть. Обязательно. Следующий день обещал быть нелегким. Трудно сказать, как все повернется.

Я поднялся в шесть, а в семь уже выехал в сторону Бристоля. Опять подморозило. В чистом голубом небе сияло солнышко, и на душе у меня был праздник. Хотелось петь.

В этот день мне неизменно сопутствовала удача, и этому не нужно удивляться. Большинство открытий в мире сделаны благодаря везению. Людей почему-то это смущает. Им хочется, чтобы открытия не являлись результатом какого-нибудь случайного стечения обстоятельств. Но они не правы. Важен лишь сам факт открытия. Роль везения в этом деле ярко иллюстрирует история открытия в Африке павлина.

Когда мой дед блуждал в лесах бассейна реки Конго, американский натуралист Джеймс Чапин в очередной раз посетил Бельгию, где нанес традиционный визит в Колониальный музей в пригороде Брюсселя. В великолепном здании, соперничавшем по красоте с Версальским дворцом, содержалось огромное количество артефактов, которые многие годы привозили из бельгийских колоний. С тех пор как Чапин привез из экспедиции павлинье перо, миновало почти двадцать три года, так что в то время он едва ли о нем вспоминал. В одном из залов его внимание привлекли два чучела птиц, стоявшие в самом углу. Многие годы перед ними никто не останавливался. Надпись на табличке гласила, что это птенцы павлина из Индии, но Чапин сразу усмотрел ошибку. У птенца не могло быть таких развитых шпор, характерных для взрослой особи. Выглядели они как павлины, но в Индии Чапин подобных никогда не встречал.

Он начал расспрашивать и выяснил, что эти экспонаты переданы в дар музею, вместе со многими другими, торговой компанией Бельгийского Конго. Вскоре выяснилось, где именно отловили этих птиц. Вооруженный необходимой информацией, Чапин организовал новую экспедицию в Африку. А там за несколько недель добыл больше дюжины живых особей, единственного вида павлинов, обитающих в Африке.

Вот так это случилось. Пока мой дед отчаянно прорубался в дебри джунглей Конго, чучела двух африканских павлинов многие годы спокойно стояли в экспозиции бельгийского музея.

В этот день я проехал много миль и одолжил кучу денег. Посетил приземистые викторианские здания в пригородах и деревенские — вблизи леса и замерзших по краям прудов. Встречался с разными людьми, среди которых был и служащий тотализатора, и приходской священник. Иные имели возможность ссудить меня деньгами, другие давали ценные советы о том, как сохранить чучело птицы, изготовленное в восемнадцатом веке, и в каком состоянии оно может находиться сейчас. Я внимательно слушал и мотал на ус. Затем двинулся домой.

В Лондон добрался примерно к десяти. И что удивительно, бодрый и готовый к работе. Никаких признаков усталости. Разум подсказывал, что следует немного поспать, но сама мысль о сне казалась мне тогда смехотворной. Я взял ключ, открыл мастерскую и там при ярком свете лампы занялся любимым делом. Откуда-то появилась уверенность, что все получится хорошо.

Закончил глубокой ночью. Внимательно осмотрел предмет и понял, что это моя лучшая работа за все годы. Потом отправился спать.

В Линкольн я выехал где-то после полудня.

Ребеночек родился чуть раньше срока. Сучил ножками, кричал. Видимо, августовская жара в Лондоне была ему не по нраву. Роды были тяжелые, так что даже спустя месяц мисс Браун еще была слишком слаба, чтобы осуществить свой план.

Банкс вернулся из Уэльса за три недели до рождения дочери и обнаружил в апартаментах на Орчард-стрит некоторые изменения. Художественный беспорядок исчез вместе с развешанными по стенам четырьмя рисунками с Мадейры. На голой стене красовался лишь натюрморт с дубовыми листьями и желудями, из тех, что мисс Браун сделала в первые месяцы жизни в Ричмонде. Несмотря на простоту, это были ее любимые рисунки. Прибыв на Орчард-стрит, она сразу вставила их в рамки и один повесила на стену.

— Рисунки с Мадейры я все убрала, — объяснила мисс Браун. — Они будут меня отвлекать, а я хочу все внимание уделять нашему ребенку.

Банкс соглашался и одновременно печалился. Ему казалось, что без этих рисунков дом опустел. Даже зарождение новой жизни, со всей сопровождающей это событие суматохой, не казалось ему достаточным, чтобы снова сделать дом таким, как прежде. Появление на свет дочери его почему-то не так взволновало, как он ожидал. Видимо, потому, что небольшая брешь, образовавшаяся между ним и матерью, распространилась и на ребенка. Дочка была для него желанной, однако ему что-то мешало любить ее по-настоящему. Девочку назвали София в честь его сестры.

Мало-помалу мисс Браун начала поправляться. Банкс наблюдал, как она радуется, держа на коленях небольшой сверток, и испытывал нечто похожее на ревность. Пытался сократить визиты сюда, развлекался на стороне, убеждая себя, что ее увлечение ребенком со временем ослабнет. А мисс Браун по-прежнему была для него чудом. Хотелось крепко обнять ее, прижать к себе, прошептать нежные слова, но он обнаруживал, что не знает, как это сделать. И она, бросая на Банкса ласковые вопрошающие взгляды, казалось, не желала ему помочь.